Солидарность в Европе закончилась примерно так же быстро, как запасы подсолнечного масла: два месяца геополитического кризиса в российско-украинских отношениях – и вот французы уже жалуются на стресс и усталость. Вызвавшись принять тех, кто на время обострения ситуации решил покинуть Украину, граждане Пятой республики начали предсказуемо стонать от свалившихся на них проблем. Опубликованная в "Фигаро" статья живописует трудности, так сказать, перевода. Начиная от стиля жизни, манер, языка и иной культуры жизни.
Заметка собрала больше пятисот комментариев, и хотя читатели такие жесты "невиданной щедрости и солидарности" одобряют, но, поскольку сетевая анонимность этому способствует, говорят, что те, кто решился беженцев принять, поделившись кровом и столом, сделал это "не от большого ума", поддавшись на сантименты, выжатые массированной пропагандой.
Реплики, что приведены в самой статье, в общем, легко резюмировать фразами: "Мы хотели, как лучше. Но у нас ничего не получилось. И мы дошли до ручки".
Мгновенно выросли счета за горячую воду, да и просто за воду, кратно увеличились траты на покупки даже самого необходимого. Гости, как выяснилось (к огромному удивлению хозяев – представьте себе, да), не говорят ни слова по-французски, и, помимо трат денежных, оказалось, что требуется тратить столь драгоценное для каждого француза свое (sic!) свободное время, чтобы решать чужие проблемы (re-sic!) совершенно посторонних и очень чужих (re-re-sic!) людей. С которыми "нет и не может быть ничего общего".
Как результат – нежная общефранцузская психика серьезно страдает, вплоть "до бессонницы" и даже, что звучит в принципе как приговор для франко-общеевропейского уха, – "до потери радости жизни и аппетита".
Да-да, что может быть хуже для общеевропейского обывателя, чем "выпитый без всякого удовольствия утренний кофий"!
Вынеся за скобки вечное европейское нытье на темы того, что "солидарность нынче пошла не та, что давеча", стоит, наверное, попытаться разобраться, откуда у нытья и у жалоб на сложности и трудности растут ноги.
Даже если не учитывать поражающую воображение инфантильность ("мы думали, что это всего на пару недель, и даже не подозревали, что тем, кого мы принимаем, требуется забота, примерно такая же, как маленьким детям, и сопоставимые с этим траты"), то все равно – риск, который взяли на себя желающие приютить украинских беженцев, ими был полностью или почти полностью проигнорирован.
Проигнорирован не только потому, что французы – блаженные, верящие в розовых пони, но и потому, что сутки напролет, без перерыва, без выходных и праздничных дней, общеевропейское общественное мнение подвергали пропагандистскому воздействию. Это как ковровое бомбометание – не должен был остаться нетронутым ни единый нейрон.
Давили на все участки мозга. И на тот, что отвечает за сочувствие. И на тот, что блокирует любую критичность в отношении сказанного и показанного. И на тот, который и отвечает за принятие решений.
Вся мощь информационной европейской симфонии должна была дать требуемый властям отклик. Отсюда этот стиль повествования, в котором главными действующими (и страдающими от "рук и действий русских варваров") лицами стали молодые, по-европейски же одетые, по-европейски же (на картинке) ведущие себя люди.
Еще лучше, если у них были животные. Особенное умиление, разумеется, вызывали котики. Или даже декоративные рыбки, которых тоже нужно было спасти (аквариумы с морскими обитателями на фото прилагались).
"Мы готовы, мы их принимаем, мы их ждем".
С французами (как и с другими европейцами) политики, подотчетные им медиа и руководители этих медиа провернули тот же кунштюк, который уже был провернут, когда требовалось принять миллионы сирийцев, согнанных с родной земли (не будем вдаваться сейчас в причины и следствия европейских геополитических игр на Ближнем Востоке).
Утонувший трехлетний малыш Айлан Курди, одетый, как европейский мальчик его возраста, в тенниску и шортики, чье тело было сфотографировано в определенном ракурсе, стал тем самым эмоциональным ключиком, который отпер европейские сердца.
"Такой же маленький, как мой сынишка/внук/племянник", – химическая реакция сочувствия позволила тогдашним руководителям ФРГ и Франции, апеллируя (точнее, манипулируя) к лучшим чувствам, добиться общественного консенсуса в отношении приема миллионов сирийцев.
"Добро пожаловать, беженцы!"
Трагическая гибель маленького ребенка дала тем, кто занимается сегодня дизайном европейского общественного мнения, все необходимые компоненты для создания программного обеспечения. Сегодня это медийное ПО возможно установить практически в любую пиар-кампанию. И результаты (те, что выходят на первых порах) будут такими, что любо-дорого смотреть.
Требуется с минимальными тратами заставить социум принимать людей, которые из-за решений, столь необдуманно принятых в разнообразных европейских столицах, что отдают авантюрой, были вынуждены покинуть свои дома? Нет ничего проще.
Нужно завести шарманку про то, что эти люди "такие же, как мы: видите, у них есть котики и даже аквариум с рыбками", – и немедленно выстроится очередь из желающих этих несчастных приютить.
Что будет потом, через неделю, месяц, полгода, когда хозяева выяснят, что не совсем "такие, как мы", не совсем "с котиками и аквариумными рыбками", а с большими проблемами и без знания языка, никого из тех, кто гигантскую шарманку пропаганды завел, интересовать не будет.
"Взрослые люди, нужно было рассчитывать силы и думать, простите, головой. Если она, эта голова, конечно, имеется".
Умение не видеть проблем, надевая розовые очки, сегодня стало своего рода торговой маркой, made in европейской континентальной внешней политики. А также умение переложить ответственность на чужие плечи, в том числе и на плечи обычных европейских налогоплательщиков.
Любая публичная ревизия тезисов о том, что солидарность конечна, что терпение может исчерпаться, что денег на прием беженцев может в семейных бюджетах попросту не хватить, оборачивается для потенциальных ревизоров открытым остракизмом.
Поэтому, например, рассказать о том, как дивно и сказочно принимают украинцев в Марселе на круизном судне, как с ними возятся и носятся (пока), как помогают и поддерживают, очень даже можно. И нужно.
А вот рассказать о том, что будет с этими людьми, учитывая их количество – 575 человек – через шесть недель, когда судно должно будет возобновить рейсы в Средиземноморье, нельзя. Как не стоит даже упоминать, что в Марселе с любым жильем, даже самым ветхим, дела плохи.
Не стоит упоминать, поскольку все, что не вписывается в розовые открыточки европейские, может привести к нарушению внедренной мантры "Добро пожаловать, беженцы!", как и посеять сомнения в том, владеют ли те, кто принимает решения в объединенной Европе, навыками формальной логики или нет.
Может ведь оказаться, что нет и настоящей солидарности, настоящей щедрости, как нет и искренней любви к ближнему. А есть лишь желание покрасоваться. В белых одеждах.
Носить белые одежды правоты (противопоставляя себя в том числе и "русским варварам") сложно, даже если эти одежды имеются. И гораздо труднее эти одежды надевать, если одежд этих, вообще-то говоря, нет.
Короли и их общеевропейская свита, продвигая идеи солидарности и щедрости, в итоге оказались голыми. И это только начало расставания с иллюзиями, которое будет очень болезненным.