Маркедонов: вмешательство Запада похоронило мирное урегулирование

Сегодня — нерадостная дата. 25 лет исполняется с момента начала конфликта в Приднестровье. Да, он быстро перешел в замороженную фазу, но потери составили около одной тысячи человек убитыми. Какие уроки политики постсоветского пространства должны извлечь из этого, до сих пор не закончившегося, противостояния?

Об этом корреспондент Sputnik Лев Рыжков поговорил с российским политологом, заведующим отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа Сергеем Маркедоновым.

Минимум этнической составляющей

- Сергей Мирославович, чем конфликт в Приднестровье отличается от других постсоветских вооруженных противостояний?

— Приднестровский конфликт стоит особняком среди других постсоветских конфликтов хотя бы потому, что в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе в советское время существовали автономные образования — были две автономные области, автономная республика в составе союзной. И была некая инфраструктура будущего де-факто государства. А в Приднестровье этого не было.

И опыт автономии был весьма далеким. Можно вспомнить Молдавскую АССР, когда в 1928-1940 гг. она была примерно на территории Приднестровья в составе современной Украины. Но это — довольно отдаленный опыт, и не он оказывал решающее влияние на генезис конфликта в конце 80-90-х XX века.

- Насколько значима была этническая составляющая в генезисе конфликта?

— От других конфликтов приднестровский отличается тем, что этническая составляющая в нем выражена меньше. Нельзя сказать, что это — русско-молдавский конфликт, поскольку в приднестровском движении были и этнические молдаване, которые участвовали в органах власти Приднестровья. И напротив — этнические русские оказались в составе молдавской полиции, которая, в том числе, была вовлечена в конфликт.

Также не было потоков беженцев, которые играли решающую роль в конфликтах в Абхазии, Нагорном Карабахе и чуть в меньшей степени в Южной Осетии. Есть меньший уровень интенсивности. Пик вооруженного конфликта был в 1992 году, после чего конфликт был заморожен, но статусные вопросы — не разрешены.

Приднестровская "прививка"

- По сравнению с другими конфликтами на территории бывшего СССР приднестровский — самый "мягкий". Вы согласны с этим утверждением?

— Часто меньшая интенсивность конфликта делает экспертов и политиков в каком-то смысле заложниками ситуации. И действительно: нет ситуации жесткого этнического противостояния, нет строгого замораживания отношений между "материнским»"государством и отделившейся территорией, как в Карабахе. Лидеры Приднестровья могут вылетать через Кишиневский аэропорт. Есть определенные экономические контакты, хотя и не в полном объеме.

Это так, но вопрос не в том, насколько сильна интенсивность и насколько выражен этнический фактор. Разные территории одной страны имеют разные представления о внешнеполитических приоритетах, об идентичности. Здесь же сразу возникает масса вопросов.

Вот, допустим, Приднестровье объединяется с Молдовой. Но объединение продлится до первого спора. Молдова скажет: "Мы не хотим нейтралитета, мы хотим в НАТО!" А Приднестровье скажет: "А мы не хотим". Какие будут возможные коллизии, и как это будет разрешаться? А, скажем, представители Приднестровья — президент, спикеры парламента? К примеру, если объединение произойдет — каковы будут их функции в новой, единой Молдове? Давайте не строить иллюзий.

- То есть, объединившись с Приднестровьем, Молдова станет новым государством?

— Это будет новое государство. А думать, что Молдова с Приднестровьем останется той же страной, которая была 15-20 лет назад, не стоит. Она должна будет неизбежно поменяться. Вопрос в том: насколько к этой приднестровской «прививке» готова не только молдавская политическая система, но и молдавское общество? Это — вопрос не праздный. Вот поэтому здесь сложно идут переговоры.

Вопросы без ответов

- Есть ли тенденции к примирению сторон?

— Определенное негативное влияние оказывает ухудшение российско-украинских отношений. Потому что Приднестровье не имеет общих границ с Россией, а с Украиной общая граница — более четырехсот километров. И это ухудшение, конечно, отрицательно влияет на Приднестровье с точки зрения логистики, с точки зрения выхода во внешней мир. То есть, решить Приднестровский конфликт в отрыве от ситуации на Юго-Востоке Украины — это сейчас уже проблемно.

Понятно, что для европейцев крайне важно, чтобы непосредственно на границах ЕС (а это конфликт, наиболее близкий к Европе, наряду с Донбасским) не было обострения. Но, с другой стороны, очевидно, что не этот вопрос — первостепенный в отношениях России и ЕС. Да, его будут как-то обсуждать, но явно, что приоритетными будут другие сюжеты. Тот же конфликт в Донбассе.

А по Приднестровскому конфликту мы видим, что позиции сторон — далековаты для того, чтобы находить какие-то действительные, настоящие компромиссы. Поэтому ситуация замороженного конфликта продолжается. И будет, наверное, продолжаться.

- Как долго?

— Сложно сказать. Но если говорить о постсоветских конфликтах, то, наверное, термину «замороженный» именно Приднестровский в большей степени и соответствует. Потому что в Донбассе идут военные действия. В Карабахе — время от времени возникают обострения. А здесь — ситуация, когда военного противостояния нет, но политические, статусные, правовые вопросы — назовем их вопросами идентичности — не решены.

У семи нянек

- Этот конфликт в свое время очень быстро утратил свою горячую фазу. Конечно, были приложены определенные усилия. А какие уроки можно извлечь именно из тогдашнего замораживания ситуации?

— Известная пословица гласит: «У семи нянек дитя — без глаза». Хорошо, когда у конфликта есть один некий куратор либо модератор. Либо несколько, но действующих очень согласованно. Иногда говорят: "Россия не достигла успехов в конфликтном урегулировании». Если понимать под «конфликтным урегулированием" полное разрешение конфликта, — наверное, да. Но у кого бы получилось лучше, с другой стороны?

А потом надо понимать, что были огромные наработки. Мне кажется, что здесь ключевой момент — события 2003 года. Кстати, не столько для Молдовы или Приднестровья, сколько для всего постсоветского пространства.

- Что вы имеете в виду?

— Провал меморандума Дмитрия Козака. Меморандума, замечу, ориентированного на создание единой Молдовы на федеративных началах. Почему возникала эта идея? Потому что есть две стороны в конфликте. Если вы его урегулируете, нельзя одну сторону делать исключительно правой, а другую — исключительно виноватой. Тогда это не компромисс, но та ситуация, когда одна сторона побеждает, а другая подстраивается.

- Вмешались западные посредники, и урегулирование сорвалось.

— И этот провал был символичным. Вмешательство Запада похоронило идею мирного урегулирования. И оно очень сильно "сыграло" и по всем другим конфликтам тоже. Когда началась разморозка конфликтов на Кавказе? Смотрите: 2004 год — Южная Осетия, 2006 — Абхазия, потом 2008 — «пятидневная война». Если бы во всех этих конфликтах эксклюзивная роль России признавалась, я думаю, что мы были бы свидетелями гораздо больших успехов.

- Ну, тут с вами многие поспорят. Скажут, что вы с российской колокольни смотрите.

— Я это говорю не как обладатель российского паспорта, а просто по факту. В период с 1992 года, когда было подписано соглашение о прекращении огня, до 2003 года, когда произошел провал плана Козака, было много документов, наработок, встреч по урегулированию. Я думаю, что эти материалы стоит хотя бы в историческом контексте изучить, понять, что стороны двигались к какому-то решению. И оно было бы компромиссное. Не победа Тирасполя или Кишинева, а некий компромисс. И вот его срыв, как раз отбросил урегулирование конфликта и там, и по всем другим точкам тоже.

Решение без абстракций

- Возможно ли вернуть расстановку сил 2003 года?

— Сейчас сказать уже сложно. Нельзя абсолютизировать любое конфликтное урегулирование. Шанс был. Стороны были очень близко, в шаге буквально от примирения. Отказались. Но теперь же это крайне сложно вернуть.

Время покажет, насколько это возможно. Очень часто переговоры и в этом их большой минус ведутся в абстрактном ключе. А они не должны так вестись. Любой конфликт будет очень быстро решен, когда его участники поймут, что торговать, заниматься бизнесом лучше, чем воевать. Выгоднее! Мирный бизнес окажется выгоднее, чем бизнес на крови. Вот тогда придет решение.

А если зажимать нос и говорить: "Фу-фу-фу! Как тут плохо пахнет, а мы все — в белых перчатках", то, значит, мы и будем ходить по двести пятидесятому кругу и будем все эти абстракции "толкать" без конкретного решения. Иногда начинается дискуссия: "Вот, у нас ценности самые крутые!" И о чем тогда дальше говорить?

- То есть, в споре о ценностях невозможно победить?

Ну, вот представьте, что мы с вами живем в одном подъезде. И между нами возник спор: кто будет мыть лестничную клетку? Мы можем договориться: вы моете, например, по средам, а я — по пятницам. При этом вы можете быть мусульманином, я могу быть христианином. Это неважно! Главное, чтобы не было грязи. А выяснять, чьи ценности круче, и кто из нас лучше кому служит —малопродуктивно.

- И если еще в качестве арбитров появились управдомы.

— Конечно! И бывшие жены, и делегация из мэрии.