- Геннадий Аркадьевич, юбилейный 2017 год, год столетия русской революции завершается, но до сих пор непонятно, по-прежнему ли мы празднуем эту дату.
— Столетний рубеж революции Россия проходит впервые. Есть возможность сравнить, как отмечались юбилейные даты революций во Франции, в Англии или США. И вот парадокс – во Франции, к примеру, спустя 90 лет после революции День взятия Бастилии — 14 июля стал главным национальным праздником, а у нас через десять лет убирают из календаря празднование февральской революции (12 марта по новому стилю), а через 75 лет перестает быть праздником и выходным днем 7 ноября.
Так мы упускаем возможность напомнить миру, что революция 1917 года изменила мир: исчезли империи, распалась колониальная система, коренным образом изменилась социальная политика, женщинам предоставлены равные права с мужчинами и т.д.
- И что в таком случае столетие революции значит для общества и для власти?
— Каждое десятилетие после 1917 года, каждый юбилей власть выстраивала сценарий воспоминаний о революции и представляла страну миру. Это было связано с легитимацией режима власти, с его внутренней и внешней политикой. Но начиная с 1995 года, власть по сути дела покинула это пространство памяти, отдала его в руки общественных организаций, университетских центров, министерств культуры и образования, архивов. То есть Кремль как бы наблюдает за всем со стороны.
Но пока власть держит паузу, общество бурлит. На всех исторических порталах, в исторических обществах и университетских центрах ведется крайне интересная дискуссия. Ассоциация внимательно отслеживает отношение различных социальных групп к юбилею, и не только в России – в Германии, Италии, США, Китае, Японии, Латинской Америке. Появилось даже понятие "революциомания".
Проходят конференции, выставки, фестивали, необычные акции. А вот того, чего некоторые политики боялись – использование столетия для очередной демонизации России – не происходит.
- А как менялись сценарии празднования революции?
Каждое десятилетие Октября заново раскрывало "тайну" российских революций вообще и большевистских устремлений в частности. Эта "тайна" заключена в страсти к крайностям при свержении и захвате власти, к вере и надежде, что одним махом, разом, одномоментным напряжением сил можно решить все проблемы, разделаться с нежелательным старым и быстро, немедленно создать новое, светлое будущее.
Не случайно же к первому десятилетию революции было приурочено принятие первого пятилетнего плана, позволившего скачком совершить индустриальную модернизацию и изменить социальную структуру общества. В год второго десятилетия были устроены массовые политические чистки, путем репрессивных операций НКВД ликвидированы те "элементы", которые нарушали политическую и социальную гомогенность, устранены препятствия для создания однородного, надежного, "правильного" народа. Третье десятилетие Октября — принятие новой Программы ВКП(б), стержнем которой стал курс на построение за 20–30 лет коммунистического общества. 40-летие совпало с прорывом страны в космос, 50-летие – с косыгинскими реформами, призванными коренным образом изменить экономику страны, 60-летие – с переходом к общенародному государству, созданием "новой общности "советский народ", построением "развитого социализма" как плацдарма для нового рывка.
Даже последний в СССР 70-летний юбилей революции прошел под лозунгом "ускорения". Власть не избежала нетерпения даже в 1997 году, обещая скорое возрождение страны. А в год 90-летия Октября "Единая Россия" удивила электорат "Планом Путина", рассчитанным на десять лет.
Юбилейные даты всегда сопровождались и размышлениями о причинах отклонений от первоначальных замыслов творцов революции, но главное – указанием на конкретное лицо или группу лиц, виноватых в этом. Подобным ворошением прошлого занимались и власти, и их оппоненты.
Одним из первых был Лев Троцкий, заявивший на одном из заседаний Политбюро, что именно Иосиф Сталин стал "могильщиком партии и революции". Легендарный разведчик-антифашист Леопольд Треппер, увидевший Москву в 1937 году, возложил вину за то, что революция выродилась и породила систему террора, на всех, кто не восстал против зловещей сталинской машины. Позднее "шестидесятники" обвиняли сталинистов. Постмодернисты – "шестидесятников". Сегодня РПЦ обвиняет интеллигенцию, и наоборот.
Посмотрим, что взойдет на полемическом поле осенью этого года. Уже сейчас мониторинг нашей Ассоциации показывает, что столетие Февраля 1917 года не вызвало особого ажиотажа, что основное внимание приковано к Октябрю. Да и на роль наиболее обсуждаемых фигур революции выбраны не "февралисты" – Керенский, Гучков, Милюков и др., а Ленин, Троцкий, Сталин, Дзержинский.
- Скажите, а кто и как управляет пространством памяти о революции?
— У каждого времени свои символы и ритуалы. Однако исторические юбилеи коварны. Всякий следующий раз герои и антигерои, победы и постыдные страницы в пространстве памяти расставляются иначе. И чем дальше, тем заметнее желание власти извлечь из торжества как можно больше пользы для своей актуальной политики.
Смысловые акценты и визуальные образы, порядок действий и зрелищ составляют своеобразную партитуру, по которой можно услышать, прочесть и понять конкретное время. Но выбирая в пространстве памяти того или иного культурного героя, вы всегда должны знать, что в освещенную зону неизбежно попадут и те, кто вам неудобны.
А еще у пространства памяти есть анти-память, куда загоняется все, что разрушает выбранный проект памяти. Вспомните, как в конце 1980-х – начале 90-х гласность осветила все, что ранее было недоступно, закрыто для историков. Но эта правда нисколько не умалила значения Революции 1917 года.
