Французские интеллектуалы тоже долго искали ответ на этот вопрос по поводу своей революции, которой без малого 230 лет, – катастрофа или благотворное событие, необходимость или случайность? Преобладающим был ответ: она одновременно была и той, и другой. Так же и в России – с оправданным акцентом на определение "великая". Если за критерий оценки брать ее воздействие на весь мир, судьбу колониальной системы, социальную политику, культуру.
Однако 2017 год начинался совсем не с этих вопросов. Со страниц ведущих газет звучали прогнозы: в 2017 произойдет социальный взрыв, Ленина вынесут из Мавзолея, будет восстановлена монархия. Ничего этого не произошло. От столетнего юбилея официальная власть практически отстранилась, уступив пространство памяти о революции различным общественным движениям, научным и университетским центрам. Да, президент РФ В.В. Путин задал главную официальную идеологему юбилея – национальное примирение потомков всех тех, кто 100 лет назад оказался вовлеченным в гражданский конфликт под разными лозунгами и с взаимоисключающими ценностными установками. Причем если поначалу Путин говорил отдельно о Февральской и об Октябрьской революциях 1917 года, то потом он использовал уже другой термин – "революция 1917 года в России". Это позволило решить сразу две весьма острые проблемы. Во-первых, поскольку и у Февраля, и у Октября 1917 года имеются свои симпатизанты и непримиримые критики, соединение свержения самодержавия с приходом к власти большевиков в единый революционный процесс 1917 года, по-видимому, должно упростить процесс их примирения. Во-вторых, словосочетание "в России" позволяет избежать метания между словами "русский" и "российский" в поисках наиболее политкорректного из них. Вообще кремлевскую установку схематично можно представить как магистральную линию на национальное примирение при допущении трех как бы альтернативных точек зрения – условно "промонархической", "либеральной" и "красной".
Как оказалось, выдвинутая идея национального примирения не срабатывает. Почему? Потому что столетие Революции 1917 по-прежнему воспринимается в сугубо партийном духе, с полярными оценками. Политики из партии "Единая Россия" не скрывают своего негативного отношения к революции, её представляют либо как заговор (либералов, масонов, революционеров, немцев, союзников, большевиков или вообще марксистов и т.д.), либо случайного стечения обстоятельств. Для КПРФ революция однозначно благо, открытие новой эры. Определиться в отношении к революции – это значит решить вопросы собственности и продвижения к правовому государству, обрести постсоветскую идентичность и увязать преемственность как с романовской Российской империей, так и с советским наследием. Двойственность позиции политической элиты – результат неспособности сформулировать вдохновляющее видение будущего. Каков социальный идеал современной России? В каком направлении движется страна? Эти вопросы обострились не только потому, что такая знаковая дата как 100-летие требует ответа по поводу будущего, но и потому, что в марте 2018 года пройдут выборы президента РФ, выбор большой идеи дальнейшего движения страны в истории, а не просто удержания власти.
В академической науке, несмотря на продолжающиеся острые споры и разные подходы, усилилось внимание к причинам социальной дезинтеграции российского общества, к роли военных, которые не стали связующим звеном, вопреки международным тенденциям. Принципиально изменился фокус внимания при анализе событий 1917 года: Октябрь – прямое следствие Февраля, кризис самодержавия связан не с проблемой царя, а со сложившейся системой управления. По справедливому мнению ряда историков, октябрьская фаза Революции 1917 года действительно была новым типом социального взрыва. Большевики связывали решение всех проблем с коммунистической идеологией, с построением идеального общества, с мировой революцией, которая непременно распространится по всему миру. Конечно, это было утопией, но тем не менее были созданы новые государственные и социальные институты, был решен национальный вопрос, изменилась вся инфраструктура страны. Однако наряду с этими взвешенными подходами на научных форумах продолжают сталкиваться две крайние точки зрения. Первая – Россия успешно развивалась, но заговор либеральных элит сорвал движение вперед. Сюда же приплюсовываются немецкие деньги, якобы полученные большевиками, роль российских масонов или британских агентов. Другая – элиты играли вторичную роль, использовали ситуацию, главное же связано со спонтанным взрывом масс.
Свой сценарий юбилея предложила Русская православная церковь (РПЦ). Она не пошла ни за властью, старающейся объединить две революции 1917 года в один процесс, ни за явным запросом общества, интересующимся, как это видно по последним месяцам, гораздо больше Октябрьской, нежели Февральской революцией. РПЦ считает определяющим и поворотным событием именно падение самодержавия и воспринимает этот рубеж начальным, инициирующим все последующие перипетии отечественной истории. То есть Октябрьской революции в этой схеме отводится явно второстепенная и производная роль. РПЦ идет наперекор установке на национальное примирение и открыто называет виновных в революционной катастрофе, явно намекая при этом на то, что эти виновники снова, как и 100 лет назад, могут ввергнуть страну в очередной хаос. Патриарх Кирилл прямо обвинил в провоцировании "мясорубки" и "страшных событий 100-летней давности" интеллигенцию. Любопытно, что в августе 2017 года патриарх Кирилл на торжествах, приуроченных к 150-летию со дня рождения патриарха Сергия в Арзамасе, опосредованно легитимизировал советскую эпоху – не отказываясь при этом от ее критической оценки как "безбожной". Сознательный выбор Сергия на сотрудничество с советской властью привел к некоторому преображению этой самой власти. Революционный 1917 год стал тем самым попущенным Богом испытанием, которое, в конечном счете, укрепило людей.
На значительное место в пространстве памяти о революции заявили социальные сети. Именно на исторических порталах активно обсуждались вопросы: какая цена была заплачена за великий социальный эксперимент, не был ли он преждевременным?, способна ли модель государственного устройства, созданная после распада СССР, конкурировать с советским проектом, который ряд политиков спешит объявить неполноценным, как ошибку отцов и дедов?, бродит ли призрак революции по современной России? Из стартовавших интернет-проектов одним из наиболее ярких стал "1917-й год. Свободная История" Михаила Зыгаря, бывшего главного редактора телеканала "Дождь" и автора нашумевшей книги "Вся кремлевская рать". Это была своего рода попытка "перенести" пользователя из новостных реалий повседневности в тот же самый день, только сто лет назад. Реализовывалось это при помощи записей от имени реальных деятелей революционной эпохи, только сделанных в стиле публикаций в социальных сетях. Сам Зыгарь заявил, что в России в силу ряда обстоятельств "единственное, о чем можно писать и не выглядеть идиотом – это прошлое, причем его можно менять даже на противоположный знак – все, что угодно! Прошлое куда более живо, чем будущее".
Эти и другие многочисленные сценарии воспоминаний о Революции 1917 года в России и мире в течение года внимательно отслеживала международная творческая группа нашей Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-XXI). Все они найдут отражение в выходящей в конце ноября фундаментальной книге "Революция-100: реконструкция юбилея". Для авторов этого мониторинга очевидно, что повышенное внимание к юбилею не означает, что надо предавать революцию анафеме, стыдиться, каяться или предаваться веселью. Никто не требует любить Ленина и не любить Николая II. 1917 год был прорывом народа к справедливости, он все изменил в России и мире, а значит, и анализировать его надо глубоко и ответственно. И, конечно, извлекать уроки.
Беря на вооружение какую-либо великую социальную идею, нельзя доводить ее до абсурда, как это сделали большевики, не надо противопоставлять другим цивилизационным ценностям человечества. Эта ошибку могут повторить неолибералы, противопоставляя свою идею социальной идее, с которой неразрывно связано российское сознание. Ответственность за трагические последствия революции, за чрезвычайщину несут не только восставшие, но и власть, доведшая до взрыва, переворота, власть, которая своей непродуманной политикой, запаздывающими реформами рождает протестное движение. Хорошо известно предупреждение русского философа Федора Степуна, размышляющего о Революции 1917 года в эмиграции: "Чья вина перед Россией тяжелее – наша ли, людей "Февраля", или большевиков – вопрос сложный. Во всяком случае, нам надо помнить, что за победу зла в мире отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра". Похоже, что в российском обществе сложилось и понимание того, что одним махом, разом, используя насилие, невозможно решить все проблемы, разделаться с нежелательным старым и быстро, тут же создать новое, включая формирование нового человека. Логике радикализма и максимализма может противостоять только умная политика, своевременность реформ.
Безусловно, 100-летие российской революции не стало поворотным моментом на пути постижения нашего прошлого, не продолжило традицию достойного отношения власти к юбилеям революции по примеру Великобритании, США, Франции, Китая, Мексики, Испании и других стран, но определенным шагом в этом направлении юбилейные воспоминания и попытки их актуализации, несомненно, обернутся. И 7 ноября, а может, 12 марта, которое праздновалось первые десять лет как день Февральской революции, или 14 сентября – провозглашение Российской республики снова займут достойное место в системе наших государственных праздников.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
