Казалось, такое случается лишь во время войны или стихийных бедствий, — когда массово гибнут дети. Но вот, произошло страшное. И в очередной раз стало очевидно, что с нашим обществом что-то не так. С нами происходит что-то нехорошее, — не то незаметная война, не то незримая катастрофа.
Мрачная статистика подтверждает: детская смертность резко повышается в странах, где детская беспризорность и безнадзорность стали нормой жизни. И если пьянство — это типичный признак "неблагополучной" семьи, то безнадзорные дети — это верный признак неблагополучного общества.
Как рассказали односельчане, трое погибших в Похребень братьев росли без отца. Остались вместе с двумя младшими сестрами на попечении бабушки с дедушкой. Мать работала в Кишиневе, домой приезжала раз в неделю.
Все мы видели похожие семьи, и все понимают, что это означает. У пожилых людей еле хватало сил присматривать за двумя малолетними девочками. А трое активных и энергичных мальчиков, за которыми и в полной-то семье уследить трудно, оказались предоставлены сами себе, оставшись без всякой защиты. С ними могло произойти всё, что угодно, — вот и произошло.
В странах, что поблагополучнее, на взрослых, которые допустили гибель детей, обрушился бы шквал общественного негодования. Полетели бы головы чиновников — почему недосмотрели? Но у нас в Молдове реакция несколько иная — от сдержанной печали и некоторого сочувствия до обыденного "бывает". Как будто вся страна находится под анестезией и не чувствует боли.
"Здесь взрослых нет"
Свою "анестезию" Молдова получает уже очень давно. Ингредиенты хорошо известны: возьмите немного бедности, смешанной с безработицей, взболтайте в одном флаконе с трудовой миграцией и на выходе получите масштабный результат — сотни и тысячи брошенных без присмотра детей.
Много лет назад, в середине двухтысячных, по своим социологическим делам разъезжал по югу Молдовы и заглянул в село Конгаз. В советские времена село считалось одним из эталонов развития в южном регионе МССР и боролось за статус города. Кто там бывал, тот помнит прямые, как стрела, улицы, уходящие чуть ли не за горизонт.
По этим прямым улицам мы и пошли, нагруженные анкетами, вместе с румяной местной девушкой-помощницей. Прекрасный, свежий, нежаркий летний день — идеальная обстановка для социологического опроса.
Но с каждым новым перекрестком мой энтузиазм исследователя испарялся прямо на глазах. Вместо него где-то внутри проснулся и расправил холодные щупальца ужас.
— На эту улицу не пойдем, — деловито руководила девушка, шагая рядом. — Там никого взрослых нет. Этот перекресток тоже пропустим, там только две бабушки из взрослых. И сюда смысла нет идти, там одни подростки, их за детьми оставили смотреть, а родители все за границей.
Так мы шли, и шли, и шли. Пока я, совершенно деморализованный, не попрощался с удивленной помощницей.
Сидя в придорожном кафе, я перечитывал строки из "Википедии" — "Село считается самым большим и густонаселённым в Европе. Численность населения на 2009 год— 13 406 человек". Полистал страницы с новостями других лет.
"По состоянию на 2015 год здесь проживает 12 300 человек". Листаю дальше: "В 2017 году здесь живет 11 123 человека"…
Закрыв ноутбук, я бессмысленно смотрел на дорогу, сидя за пластмассовым столиком над стаканчиком с кофе. Мимо по трассе проносились машины, и казалось, что в каждой из них люди мчатся к границе Молдовы, чтобы не возвращаться уже никогда.
Не мы такие, жизнь такая
Потом была прогулка по еще одному из крупнейших в Молдове сел, Казаклии, шли в компании с местным участковым. Перешагивая через лужи с неизменной папкой из кожзаменителя под мышкой, он покачивал головой: "Вряд ли у нас много данных соберете, люди уехали на заработки. Раньше возвращались, а теперь больше 400 домов забиты досками, просто брошены с концами".
И были другие села — десятки их — на юге, на севере и в центре Молдовы, на западной и восточной границе. И везде, во всех уголках страны, словно эхо, звучали слова: "Люди уехали на заработки…", "Взрослых на этой улице нет…", "За детьми смотрит бабушка…", "За детьми смотрит старший брат, ему уже 15 лет…", "Присматривает сестра, ей 16 лет, родители присылают деньги". И так в каждом селе, стоят дома, уже давно забывшие о тепле семьи, очага и просто о радости жизни.
Помилуйте, но в 15-16 лет подростки еще сами дети, за ними присмотр нужен. А вот этой бабушке 85 лет, она еле ходит с палочкой, пригнулась к земле, — как можно на них оставлять малолетних детей?
А вот так. "Такая жизнь", — самый осмысленный ответ, который удалось услышать. И, наверное, если спросить какого-нибудь министерского чиновника в Кишиневе, он тоже разведет руками и скажет: "Такая жизнь. Объективные факторы".
Знаете, что?— Нет. Это не жизнь, когда по селам тонут и горят в домах оставшиеся без присмотра дети. Это не жизнь, когда беззащитных маленьких человечков находят бездыханными на дорогах или вырывают из грязных лап негодяев, слетающихся на нашу беду. Это вообще, — не жизнь.
Никаких оправданий
Да, все понятно, нет достойной работы, трудовая миграция, объективные причины, региональные тенденции, бюджетный дефицит и так далее, и тому подобное. Но я сейчас скажу одну вещь, — возможно, скоропалительную и, возможно, непродуманную. Так вот, многомудрые "экономические, социальные и политические факторы" — это никакое не оправдание ни для общества, ни для государства.
В истории можно найти немало примеров, как отыскивались решения самых неподъемных проблем. Тут главное — задачу поставить. Или, как сейчас модно говорить, "определить приоритеты" и "проявить политическую волю". Именно так, — "определив" и "проявив", — в полуголодных 20-х годах, на руинах Гражданской войны молодое советское государство искоренило детскую беспризорность. Быстро, беспощадно и эффективно.
Наверное, это тот редкий случай, когда слова "надо что-то делать" не прозвучат как пустое сотрясение воздуха. Потому что похоже, что у нас вообще никто ничего не делает, словно все находятся под наркозом. Последнее телодвижение государства, которое смутно припоминается в области борьбы с безнадзорностью детей, — это закрытие детских интернатов. Простите за этот горький сарказм. Но пора уже избавляться от тотальной общественной "анестезии", пока у нас еще кто-нибудь не погиб.
Иначе нам не простят ни нынешнее, ни будущее поколения. Весь мир будет показывать пальцем на когда-то светлую, добрую, гостеприимную Молдову с ее звонким смехом детей и счастливыми лицами их родителей.
Не допустим!
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
