Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ, для Sputnik Молдова.
Кишинев полагает, что для разрешения конфликта в Приднестровье настал «благоприятный момент». Эту точку зрения озвучил на прошлой неделе новый премьер-министр РМ Валерий Стрелец.
В подобном заявлении трудно узреть какую-то сенсационность. Любой новый молдавский руководитель высшего звена, вне зависимости от партийной принадлежности или особенностей собственной карьеры, неизбежно будет обращаться к приднестровской проблеме. Без всякого преувеличения, этот неразрешенный конфликт является одним из ключевых вопросов постсоветской молдавской государственности и политической идентичности.
Уникальный конфликт
Официальный Кишинев, подписав в прошлом году Соглашение об Ассоциации с Евросоюзом, не скрывает своих устремлений по наращиванию кооперации с Брюсселем. Однако внутри ЕС уже есть один «замороженный конфликт» – кипрский. И рассматривая любые перспективы взаимодействия с Молдовой европейские политики, дипломаты и чиновники будут предельно осторожны, не видя какой-либо положительной динамики в процессе приднестровского урегулирования.
Но есть ли для нее шансы на сегодняшний день? И действительно ли настал некий момент для миротворческого прорыва?
Об особенностях конфликта на Днестре написаны тома литературы. Здесь не было военного противостояния, сравнимого по интенсивности с Нагорным Карабахом или Абхазией. Не было и многотысячных потоков беженцев. Не произошла в Приднестровье и «разморозка» конфликта наподобие той, что имела место в Южной Осетии. Попытки изменения формата мирного процесса происходили, но до сей поры они, к счастью, не приводили к возобновлению военного противоборства.
Но приднестровская уникальность – это не только история о прошлом конфликта и попытках его мирного урегулирования. Сегодняшнее протекание конфликта принципиально выделяет его в ряду других постсоветских этнополитических противостояний.
И в Нагорном Карабахе, и в Абхазии, и в Южной Осетии, и на юго-востоке Украины мы видим конфликт между «материнским государством» (к которому в формально-правовом смысле относится спорная территория) и непризнанным образованием, имеющим поддержку от государства-патрона, будь то Армения или Россия.
В Приднестровье же сегодня на первом плане не это противоборство. Более того, определенный уровень взаимодействия (пусть и сведенный до минимума) между двумя берегами Днестра существует. Но намного более серьезным фактором является позиция третьей стороны. В данном случае – Украины.
Официальный Киев признает молдавскую территориальную целостность и не претендует на территории непризнанной ПМР (даже на основании исторического прецедента – существования в 1924-1940 гг. Молдавской АССР в составе УССР). До начала нынешнего украинского кризиса отношения Киева и Тирасполя нельзя было назвать антагонистическими. Украина была участницей формата «5+2», в котором она наряду с Россией выступала в роли гаранта мирного процесса. Даже в период президентства Виктора Ющенко, когда Киев пытался перейти на приднестровском направлении к более жестким действиям, на первом этапе тогдашний украинский лидер предлагал мирный план, против которого не выступала и Москва.
Но сегодня (в особенности после Крыма и на фоне Донбасса) Киев видит в Приднестровье инструмент российского давления в регионе. В СМИ и в политических кругах раскручивается тема возможной «агрессии» Москвы на одесском направлении и установления «коридоров» с Крымом.
И одной риторикой дело не ограничивается. Еще в прошлом году Украина на своем участке границы с непризнанной ПМР усилила оборонительные рубежи. В мае 2015 года Киев денонсировал межправительственное соглашение о транзите российских военных через украинскую территорию в Приднестровье. Но и это еще не все. Депутаты высшего законодательного органа власти Украины проголосовали за отмену целого пакета документов, регламентирующих вопросы материально-технического снабжения Оперативной группы российских войск (ОГРВ) и миротворцев. При всей условности аналогий, Приднестровье получило шанс превратить в нечто, похожее на Западный Берлин времен холодной войны.
Не исключено, что все эти действия не повлекут за собой полномасштабной «разморозки» конфликта. Но то, что роль Украины в процессе его урегулирования радикально изменилась – уже факт, с которым придется считаться всем, вовлеченным в приднестровский процесс. Вне зависимости от отношения к нему.
О компромиссах без «разморозки»
И в этой связи тезис молдавского премьера о том, что «выгодный момент» в деле разрешения застарелого конфликта определяется, среди прочего, нынешними российско-украинскими отношениями, вызывает серьезные сомнения.
Действительно, у Кишинева есть определенное пространство для маневра. И не зря в одном из своих первых заявлений Валерий Стрелец призвал к необходимости конструктивного диалога с Москвой. Внутри Республики Молдова существуют силы, как на общенациональном уровне (если взять коммунистов, социалистов и экстравагантного Ренато Усатого), так и на региональном (Гагаузия), заинтересованные в большей или меньшей степени в развитии кооперации с Россией и ЕАЭС. Как минимум в «европеизации» не в ущерб российскому направлению. Они могут быть раздроблены и сталкиваться друг с другом по сотням общественных и личных проблем. Но этот дискурс присутствует. В отличие от Украины, где после «второго Майдана» мы де-факто видим политическую санацию в отношении тех, кто не представляет евроатлантический мейнстрим.
По этим же причинам маневр сохраняется и у Москвы, которая не просто может, но и должна разделить украинские устремления на Днестре от молдавских подходов, найти нюансы и попробовать сделать акценты на них.
Но какие бы пространства для маневров не существовали, сегодня не Кишинев (то есть «материнское государство», с которым Тирасполь ведет разговор о своем будущем), а Киев вышел на первый план. И до тех пор, пока будет так, власти Приднестровья не будут иметь никакого реального интереса к содержательным переговорам с молдавским правительством. Просто потому, что не столько статус, сколько выживание в условиях жесткого давления украинского соседа и предотвращения «разморозки» по югоосетинскому сценарию становится приоритетным вопросом.
Без решения этой проблемы (а она невозможна без минимизации конфликта на юго-востоке Украины) всякий «момент» в переговорах на Днестре будет слишком актуальным. Если, конечно, мы говорим о содержательности, а не формальных встречах и обменах любезностями.
И последнее. Никакого реального прорыва в мирном процессе не наступит до тех пор, пока он будет пониматься, как выдавливание России с Днестра, а само решение проблемы отождествляться с поражением Москвы.
Неудача с «планом Дмитрия Козака» – прекрасное подтверждение этому. Предвижу возражения оппонента. Возможен ли устойчивый мир в случае тотального поражения Кишинева? Ответ на этот риторический вопрос очевиден. Невозможен.
Но пока разрешение конфликта не станет на твердые рельсы прагматики и компромисса, а будет рассматриваться, как «игра с нулевой суммой», момент истины на Днестре не наступит.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
