В четверг, девятого ноября, во всем мире отмечают Международный день против фашизма, расизма и антисемитизма.
По вине нацистского режима Гитлера началась Вторая мировая и Великая Отечественная война, страшной, мучительно смертью погибли десятки миллионов людей. Умирали на полях сражений — от пуль, взрывов, в горящих танках — в газовых камерах концлагерей, от штыков полицаев-коллаборационистов, от голода в осажденных городах.
Эхо блокадного Ленинграда: Дорога жизни и тысячи спасенных >>>
Говоря об этом, современным людям очень сложно представить боль и мучения тех, кто пережил и не пережил ту страшную, самую кровопролитную войну за всю обозримую историю человечества.
Но фашизм снова поднимает голову в нашем мире. Вновь идеи, направленные на превосходство одних над другими, обретают сторонников. Причем, происходит это не где-нибудь а в странах Европы, рядом с нами.
Не вдаваясь далее в дискуссии, просто оставим здесь фрагменты воспоминаний женщины, пережившей блокаду Ленинграда — тяжкие для сотен тысяч людей месяцы голода и страданий, времени, когда массовые смерти стали до безумия обыденным явлением. Чтобы те, кто еще не понял, что такое фашизм, прочитал и попытался представить то ужасное время — те события и явления, к которым привела теория расового превосходства.
Те, кто жалуется на жизнь, — узнайте, что ели в блокадном Ленинграде >>>
Слово — Зое Афтений-Одеговой, блокаднице, у которой хватило духа записать свои воспоминания о такой жизни, которую выжившие чаще всего стремятся забыть.
"Силы у меня ещё были. Я ходила в институт имени Герцена два-три, а то и четыре раза в неделю. Даже сдала зимнюю сессию: немецкий, латынь, древнегреческий эпос и русский фольклор. По последнему умудрилась получить тройку, хоть и серьезно готовилась.
Однажды, переходя (по льду — ред.) Неву, я упала на спин и больно ударилась затылком об лёд. Мне помог подняться один мужчина, худой, задыхающийся, сам еле-еле стоящий на ногах. Да, по Неве нужно было идти осторожно — она вся пестрела прорубями, которые быстро схватывались льдом. Мороз был 35-40 градусный. А воду людям надо было где-то брать.
Публикуется впервые: ужасы блокадного Ленинграда >>>
Голод валил с ног и студентов, и профессоров. Однажды наш преподаватель по русскому фольклору упал в голодный обморок прямо возле кафедры. Помогли подняться, напоили теплой водой, и он поплелся домой.
Как-то нас заставили выносить трупы умерших иногородних студентов, живших в бомбоубежище. Бедные ребята! Лучше бы они пошли в отряды самообороны, может, не умерли бы такой страшной смертью. Трупы эти были ужасны, куда страшнее "учебного" скелета. Да и что может быть страшнее — скелет, обтянутый какой-то серой кожей, в заношенной, местами прожженной одежде. Выносили мы их по четыре человека одного, на носилках, так как были сами крайне измождены. Смерть повсюду косила своей страшной косой голода. Она стояла за спиной, напоминая: "помни, я здесь, близко".
Трупы стали частью блокадного пейзажа. Утром идешь — стоит, опираясь на стену, страшный, исхудавший дистрофик, идешь назад — он уже лежит мертвый и обязательно без валенок. Это было какое-то подлое мародёрство, стаскивать с мёртвых валенки!
Сначала умирали больные, ослабленные люди, затем мужчины, потом дети, позже женщины. Они держались дольше всех, наверное, потому, что на них лежали заботы и боль за детей, за воюющего мужа, больного брата, упорное желание их спасти!
А как хоронили… Люди забыли, что такое гробы, музыка, прощание близких. Трупы были на улице в снегу, в парадных подъездах и в вымерзших квартирах. Смерть настигала везде: и дома, и по дороге в магазин или на работу. Иногда умирающий человек просто выходил из дому в надежде на чью-то помощь… Умерших плотно заворачивали в одеяло, простыню или покрывало, кто во что мог. Иногда обвязывали лентами, вкладывали бумажные цветы. Везли на санках, чаще сдвоенных, на Смоленское, Митрофановское, Серафимовское или Волковское кладбище.
Умерших, нашего и соседних домов, "хоронили" в выкопанных нами в июле траншеях (хоть для этого они пригодились). После войны их перезахоронили на Волковском кладбище, которое стало мемориальным.
Ужасы людоедства в блокадном Ленинграде и послевоенной Молдове >>>
У кого не было сил хоронить или нечем заплатить за копку могилы, оставляли своих умерших у ворот кладбища с вложенными записками с паспортными данными. А позже, в апреле-мае 1942 года, откуда-то появились довольно крепкие девчата. Они заходили в пустующие квартиры и обнаруженных там покойников выносили на носилках, а иногда просто грубо волокли за ноги, головой о ступени. Было и такое!
Но как бы мы, ленинградцы, ни ругали власть, Сталина, Молотова и почему-то Калинина, никогда, ни у кого и мысли не было, что можно сдать город. Умирали голодные, истощенные, в своих обледенелых квартирах, но не поколебавшиеся и не сдавшиеся. В отношении к страшным, непонятным репрессиям ругали каких-то "врагов народа". Каждый считал: "мой отец, брат, муж, дядя не виноват, а настоящие враги его оговорили".
Зима в этом страшном году наступила рано, была многоснежная и очень морозная. Страшные морозы хоть в чем-то да помогли ленинградцам — немецкая авиация не могла вылетать в такие морозы — замерзало топливо. Нам же на "острове декабристов" на краю города, на берегу Финского залива, везло. Нас защищал Кронштадт.
В Киеве Вечный огонь залили цементом >>>
Голод, жестокий, разрушающий личность, лишал людей доброты, человечности, лишал воли.
Голод вносил ссоры и распри в семьи. И в нашей, бывшей такой дружной прежде семье, не всё было благополучно. Бедная тётя Анетта, со сдвинутой горем и голодом психикой, ругала себя, что вернулась к нам из Бузулука, из ссылки, куда была выслана с дочерью, моей двоюродной сестрой Нелей, как жена "врага народа". Неля не могла терпеть муки голода и, когда её посылали за хлебом, съедала довесок, а если его не было, просила взвесить ей отдельно 100 граммов хлеба и по дороге домой его съедала. Чтобы мы не смогли проверить, она поломала наши весы. Сейчас об этом тяжело писать, тогда же это была трагедия, которую нельзя вспоминать без боли. Умерла Неля после войны в 20 лет, тяжело и мучительно.
В Кишиневе при одном из храмов появится новый музей воинской славы >>>
В нашем доме одна девочка лет шестнадцати зарубила топором родную тётю из-за её хлебной карточки. Один отец семейства, в голодном помешательстве, съел выкупленный на день вперед хлеб семьи и к утру умер.
Как-то я после занятий в институте выкупала хлеб в центре города, и один дистрофик каким-то странным приспособлением из проволоки, похожим на большой крюк, подхватил буханку хлеба, а убежать не смог. Его не арестовали и даже не побили, просто продавщица забрала хлеб".
К публикации подготовил Николай Костыркин, Sputnik Молдова
