Выхожу на перекресток, где Армянская улица упирается в кладбищенские ворота на забитой транспортом улице Матеевича. Далеко не фешенебельный район, где из украшений только торопливые граффити "Скорость, skype …" на стенах офисов, покрытых металлочерепицей. Во вторник, два дня назад, здесь погибли люди. А сегодня пятница, и на "пятачке", в двух шагах от крыльца пострадавшего магазина, привычно кипит жизнь.
Если представить эту жизнь как женщину, то она была бы слегка нетрезвой и с пожелтевшим фингалом под глазом. Компания местных завсегдатаев "бадыжек" и слегка поддатых после ночной смены работяг о чем-то спорит, размахивая руками. До меня доносится слово "стакан". Такой здесь угол, что поделать. Своя атмосфера.
Следов взрыва уже нет. Правда, выбитые стекла в двери пока не заменили, вместо них вставили стильный голубой пластик с приклеенной табличкой "Открыто". Чтобы никто не сомневался — что было, то прошло, и надо жить дальше.
В магазине тоже все, как было – негромко играет музыка, девушка в аккуратном фартучке за кассой. Покупаю два йогурта.
— Здравствуйте, и как вам, не страшно работать теперь?
— Немножко страшно.
"Немножко" для закаленных кишиневцев – не повод, чтобы выходить из привычной колеи. В тот трагический день в магазине работала другая девушка.
— И как она?
— Да нормально. Завтра выходит на работу. У нее как раз сразу после взрыва были выходные. Вообще, она такая… Крепкая.
Наверное, и правда, крепкая. Говорят, кассиршу слегка зацепило, но лишь слегка — касса стоит в стороне от двери, и взрывная волна вместе с осколками стекла и металла прошла мимо.
К врачу девушка не обращалась."Наш человек"… Подумаешь, взорвалось. Ну, то есть, человек переживает взрыв, вид неподвижных тел на крыльце, разминирование, разговоры со следователями, беспорядочное нашествие журналистов. И не бежит к психотерапевту с нервным потрясением. А после двух законных выходных идет себе на работу.
А куда денешься? Жить-то надо.
На "пятачке" местные жители разной степени трезвости тоже считают, что погибшему подрывнику "надо было как-то жить". К прессе за последние пару дней они привыкли.
Солидного вида, седоусый и добродушный мужчина в аккуратной спецовке пользуется тут всеобщим уважением. Таких седоусых все зовут "дядя". Вот и мой собеседник представляется: "Зови меня — дядя Миша".
— Да, я его знал, каждый день видел! Он тут жил, в соседнем квартале. А ты голос не пишешь? Не надо.
— Да не пишу я. — отвечаю.
— Ну, смотри, а то сейчас такие диктофоны пошли, что где хочешь можно спрятать.
Дядя Миша не верит, что погибший хотел убить свою семью, как об этом уже сообщили некоторые телеканалы и новостные порталы, и что именно для этого тот купил взрывчатку.
— Правда, так говорят? Да никогда бы он такого не сделал. Хотел бы подорвать семью — подорвал бы, ясно? Он свою семью любил, и жену, и дочку. И вообще, был нормальный. Работу искал, даже ко мне обращался, чтобы я ему нашел. Я говорю, ты туда пойди, сюда пойди. А он — нет, меня там не берут. Не могу вообще понять, как с ним такое могло случиться…
Окружающие согласно кивают головами. Дескать, все правильно, был нормальный, искал работу, любил семью.
— А вот, говорят, он жену бил.
Окружающие жестами и мимикой выражают все оттенки сарказма и сомнения.
— Да не бил он ее! Моя тоже заявляла в полицию, что я ее бил, а я ее пальцем не тронул!
— Слышишь, журналист! Надо вообще этот закон… В общем, есть такой закон, надо его поменять. Чтобы жена не могла мужа выставить зимой на улицу! — включается в разговор еще один местный житель. Судя по царапинам на носу, эту законотворческую инициативу он выстрадал, в буквальном смысле слова, на собственном опыте.
— А почему его жена выгнала, если он такой хороший?— спрашиваю.
— Да, наверное, надоело кормить задарма! — простодушно предположил кто-то из компании.
Из магазина выходит еще один местный, невысокий мужичок в потертой куртке и почему-то в форменной шапочке карабинера. Шапка надета строго по уставу, и вид у мужичка залихватский, хотя жизненные невзгоды оставили след и на его лице. Наверное, именно так выглядели бойцы Емельяна Пугачева, не боявшиеся ни Бога, ни черта, ни полицейского начальника.
— Вот, Олежа, он был в магазине, когда взорвалось! Олежик, иди сюда!
Олежик подходит и закуривает. Отвечает слегка небрежно и с достоинством, не расплескивает обретенную внезапно славу местного масштаба. Да, был. Да, взорвалось. Нет, не задело, был у кассы, а она не у входа. Что взорвалось?
— Да граната это была!.. Как ее… РГД-5! – авторитетно заявляет владелец форменной шапочки.
Все-таки ужасно, когда мирные горожане начинают разбираться в маркировке боевых гранат. Уже любой дворовый пацаненок в курсе, что такое РГД-5. Или, скажем, взорванная во время гуляний на День города в 2009 году РГ-42 ("Они наступательные, дядя! Осколков мало и далеко не разлетаются!"). И чем от них отличается "лимонка" Ф-1 ("А эта оборонительная, ее только из укрытия бросать или из окопа, а то все вокруг посечёт!").
И это мы еще хорошо устроились. По крайней мере, кишиневские первоклашки не знают разницы между гранатометами РПГ-18 "Муха" и РПГ-7 и не отличают по звуку работу "Града" от "Точки-У".
Ляху: в Молдове любой может купить запрещенное оружие>>>
Чем больше подробностей сообщали собеседники, тем ярче вырисовывалась картина жизни запутавшегося человека, который внезапно обрел ту небольшую, но страшную власть, что дает оружие. По их словам, сначала "подрывник" посетил магазинчик чуть выше перекрестка улиц Александри и Матеевича и потребовал бесплатных сигарет. "Они его послали на … Тогда он поставил гранату на прилавок, забрал три пачки, и ушел".
В магазине, где произошла трагедия, он попытался провернуть этот трюк с гранатой еще раз. И на этот раз взял целый блок сигарет, десять пачек. Видимо, перейдя черту и потеряв почву под ногами, опьяненный властью и необратимостью своего поступка, он решил повысить ставки.
А потом что-то пошло не так.
— Дефектная граната была, — Олежик с явным удовольствием произносит звучное слово. — Дефектная, вот и взорвалась.
Кажется, что это странным образом гармонирует со всеми обстоятельствами жизни погибшего. Дефектный брак. Дефектный алкоголь. Дефектная граната. Дефектная жизнь без гарантийного ремонта.
— А близкие сильно переживали, что он погиб?
Неловкое молчание.
— Да как тебе сказать…
— А когда похороны, уже известно?
Еще одна неловкая пауза.
— Хорошо, если будет, кому его хоронить… Если семья возьмется, то они, конечно. А если нет, так государство.
Вдруг пошел снег. Тот самый снегопад, который окончательно расправился с надеждами кишиневцев хотя бы в конце марта вылезти из надоевших шуб и меховых ботинок. Началась метель. Разговор закончился. "Пятачок" у магазина опустел.
Проезжая часть тут же превратилась в снежную кашу. У какого-то официального здания тяжело полоскался флаг Евросоюза рядом с государственным триколором. С облепленной снегом стены жизнерадостно скалились неумело нарисованные юноши и девушки в национальных костюмах, под надписью на английском, что-то вроде "Приветствуем вас, господин посол, в рамках проекта…"
По тротуарам, надвинув капюшоны и глубоко вжав головы в плечи, спешили прохожие — кишиневцы, горожане, граждане Молдовы. Они не выглядели счастливыми.
И, возможно, один из этих несчастливых людей тоже сжимал в кармане гранату.
