Тридцать лет назад в активный политический словарь вошло словосочетание "бархатная революция". Этим определением стали называть процесс смены власти в странах социалистического содружества Центральной и Восточной Европы. В подавляющем большинстве он хотя и сопровождался массовыми протестными акциями, но носил бескровный характер.
Однако в этом правиле было исключение – Румыния. В этой стране смена политического режима носила вооруженный характер. Она завершилась не только столкновениями и свержением генерального секретаря Компартии и президента Румынии Николае Чаушеску, но и его расстрелом вместе с супругой Еленой. Суд, который состоялся над президентской четой, напоминал по своему стилю не юридический акт, а расправу в духе гангстерских боевиков, когда с постаревшим "авторитетом" расправляются более молодые и рьяные конкуренты.
Впрочем, и сегодня события тех лет будоражат румынское общество.
Одним из главных событий года без всякого преувеличения стал процесс над главным бенефициаром "кровавого декабря", экс-президентом Ионом Илиеску. Именно он тридцать лет назад сменил на политическом Олимпе Румынии "великого кондукэторула", "гения Карпат", "последнего сталиниста Европы". Всеми этими титулами при жизни и после смерти именовали Чаушеску, двадцать четыре года возглавлявшего страну.
В декабре 1989 года многие были склонны видеть в Илиеску демократа и надежду новой Румынии. Сегодня же о нем говорят как о провокаторе, искусственно раздувавшем общественную истерию и отметившимся за три президентские каденции в 1990-х-2000-х годах преступлениями против собственного народа и разжиганием социальной ненависти. В этом ряду называют, прежде всего, использование властями шахтеров для подавления оппозиционных выступлений.
В Румынии стала популярна шутка про то, что расследование событий 1989 года потребовалось спустя тридцать лет для того, чтобы, наконец, понять, что это было. Но, как известно, в каждой шутке имеется и доля истины. Тем паче, что и в 2019 году "кровавый декабрь" по-прежнему крепко держит живых, и счет к прошлому окончательно не закрыт.
Румынский баланс
Румынию выделяют отдельно в ряду стран, вышедших из "социалистического содружества" в конце 1980-х годов. Данный вывод справедлив, но с той поправкой, что и в самом этом "содружестве" она стояла особняком. В отличие от Югославии, строившей свой собственный "самоуправляющийся социализм", Бухарест не входил в открытый клинч с Москвой, не разрывал отношений с СССР. В отличие от Албании Румыния никогда не приостанавливала членства в СЭВ и не выходила из Организации Варшавского договора (ОВД). В личных беседах советский лидер Леонид Брежнев даже называл Чаушеску на русский манер "Николаем Андреевичем". Но в то же время Бухарест порой демонстративно проводил свою внешнеполитическую линию.
В этом ряду можно вспомнить отказ от участия в совместной акции ОВД в Чехословакии в 1968 году и ее осуждение со стороны румынский властей, участие, вопреки солидарному бойкоту участников "социалистического содружества", в летней Олимпиаде в Лос-Анджелесе в 1984 году, особые отношения с ФРГ, Израилем, США. Именно представители Румынии с особой тщательностью продвигали при подготовке Хельсинкского акта тезис о суверенном праве стран на участие в различных блоках.
Вторым "коньком" Чаушеску, помимо борьбы за внешнеполитическую самостоятельность, стало активное продвижение национализма внутри страны. Именно в его правление была упразднена Муреш-Венгерская автономная область. Чрезвычайно активизировалась и "историческая политика". Многотысячными тиражами стали печататься работы, утверждающие связи между румынами и древними римлянами, румынском языке как лучше всего усвоившим латинское наследие, а также содержащие претензии на Бессарабию и Северную Буковину.
В последнем случае возникали щепетильные ситуации, становившиеся даже предметом бесед Чаушеску с Брежневым. Румынский лидер умело парировал претензии советского визави, подчеркивая, что в его стране есть академическая свобода, а критика историков адресована не к СССР, а к "тяжелому наследию царского режима". Все это не мешало сочетать неканоническую версию социализма, практикуемую Чаушеску внутри и на международной арене, с жестким режимом личной власти. И до определенного времени этого вполне устраивало "западных партнеров" Бухареста, заинтересованных в укреплении любых разломов внутри социалистического лагеря.
Ситуацию радикально изменила перестройка, которую "великий кондукэторул" категорически не принял, добавив себе дополнительного негатива в восприятии со стороны Москвы.
Но и на Западе его режим уже воспринимался как анахронизм. В условиях, когда Кремль, говоря словами известного политического обозревателя Геннадия Герасимова, выбрал в отношениях со странами Центральной и Восточной Европы "доктрину Синатры", то есть свободы выбора, в политических балансирах, коими во время холодной войны были Румыния или Югославия, уже не было особой нужны. Их международная "капитализация" стремительно таяла, что накладывалось и на усталость самих румын от авторитарного правления семьи Чаушеску.
Послесловие длиною в тридцать лет
Все тридцать лет после "кровавого декабря" в СМИ как в Румынии, так и за ее пределами не утихали споры вкупе с конспирологическими версиями о том, кто помог смене власти в этой стране. Думается, они не закончатся и после трагического юбилея. Как бы то ни было, а в декабре 1989 года Чаушеску не помогли ни внутри страны, ни извне. Национализм в Европе получал новое рождение. Теперь его следовало приправлять уже не социалистическими идеологемами, а проповедями о "свободе от тоталитаризма" и европейском единстве.
При этом нелегитимность и политическое насилие надолго поселились в Румынии после ухода "последнего сталиниста", какие бы правильные слова о европейском выборе ни говорились! Чего стоят одни "минериады", когда государство фактически отдало на аутсорсинг свою монополию на насилие отрядам рабочих и пошло по пути сталкивания разных социальных групп ради укрепления власти выгодоприобретателей "кровавого декабря"!
Впрочем, к началу 2000-х годов пришла очередь отвечать и героям тех "рабочих походов". Яркий пример – судьба шахтерского лидера Мирона Козмы, получившего тюремный срок. Затем начали спрашивать и с Иона Илиеску – как за накручивание психологического террора, так и за использование рабочих дружин против оппонентов.
За прошедшие тридцать лет Румыния успела обозначить и территориальные проблемы. По этой части особо активным был Траян Бэсеску, занимавший президентское кресло в течение десяти лет (2004-2014). Время от времени он напоминал и об "искусственно разделенном" по реке Прут румынском народе, и о претензиях к Украине. Сегодня эта тема не столь остра, но запрос на нее имеется, как в Бухаресте, так и в Кишиневе. Румыния стала весьма активным членом НАТО и ЕС. При этом и сегодня она пытается играть свою собственную партию, не поддерживая, например, независимость Косова и подчеркивая, напротив, свое "сербофильство".
Бухарест более других членов НАТО и "единой европейской семьи" выступает за американское присутствие в Европе и скорейшее вступление в Альянс постсоветских республик, как и за минимизацию российского присутствия на Днестре.
Все это не превратило, конечно же, страну в одного из локомотивов ЕС. И вообще история последних тридцати лет весьма поучительна. Завышенные ожидания не оправдались. Как следствие – стремление рассчитаться с прошлым, пересмотреть биографии героев вчерашних дней. Вот только во многом такие попытки по сути своей выглядят, как некий ремейк прощания с наследием "последнего сталиниста". Разве что в 2019 году обходится без жертв. Бархата стало ощутимо больше, хотя и не для всех!
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
